В первом эшелоне наступали танки Т-34, способные бороться со средними и тяжёлыми танками врага. С ходу врезаясь в боевые порядки врага, они уничтожали их огнём и продвигались вперёд. Затем под натиском противника «тридцатьчетвёрки» останавливались и даже начинали отходить назад на 500 -1000 м. Найдя удобные позиции, они открывали стрельбу с места. Под прикрытием их прицельного огня в бой вступали вторые и третьи боевые линии наших танков. Ведя стрельбу на ходу, они продвигались вперёд на расстояние огневого выстрела бьющих с места танков, а потом в месте с ними делали решающий бросок в перёд. И так делалось не один раз, в зависимости от сложившейся ситуации.
Когда началось это тяжёлое сражение под Прохоровкой, я, лейтенант Фень, командовал танковым взводом лёгких двухместных танков Т-70 в 31-й танковой бригаде. Наш танковый батальон, укомплектованный этими лёгкими машинами, наступал в третьей линии. А впереди – 32-я бригада, полностью укомплектованная танками Т-34. Они врезались в боевые порядки наступавших немецких танков, били их из пушек, а многие и шли на таран. Тут надо сказать, что если ты сам таранишь, то, как правило, стараешься ударить своей мощной лобовой частью корпуса в ведущее колесо вражеского танка. А оно на удар не рассчитано и обязательно сломается. Твоему корпусу хоть бы что, а обездвиженный немец уже не боец.
Наступали мы на своих лёгких танках в 100 -200 м от «тридцатьчетвёрок». Продвижение вперёд было медленным, часто останавливались, отражая контратаки противника. Вскоре и к нам стали пробиваться немецкие танки. Несмотря на малый калибр пушки Т-70 (всего 45 мм) да ещё и с близкой дистанции, от её бронебойного снаряда немецкие самоходки горели хорошо. Только разобраться в бою где свой, а где враг стало сложнее. Особенно, когда наши и немецкие машины смешались во встречном бою. И впереди, и справа, и слева горят танки, и противника, и наши. Нужно было внимательно следить за выбором цели да ещё стрелять так, чтобы в случае промаха снаряд не угодил в советский танк. Чтобы выжить самому, я маскировал наш Т-70 под «горящий» танк путём установки на броню дымовых шашек. Когда стрелял с места, то выбрасывал вперёд танка дымовую гранату. Благодаря всему этому в бою 12 июля 1943 года мне удалось уничтожить 3 немецкие машины, а свою сохранить.
Но главная трудность Прохоровского сражения была не только в той неразберихе, что царила на поле боя, где наступали сразу три наших танковых корпуса. Им-то задача была поставлена, и командиры всех уровней напористо добивались её выполнения. Главная сложность заключалась в ухудшении общей оперативной обстановке. Немцы, столкнувшись со столь значительными нашими силами, смогли связать нас изнурительным боем под Прохоровкой и активизировали наступление на флангах, чтобы окружить все три наших корпуса в между реками Псёл и Северный Донец. Чтобы парировать эти фланговые удары командование нашей 5-й танковой армии бросило навстречу немцам свои резервы. С великим трудом им удалось остановить врага и даже потеснить на 5-8 км.
К вечеру 12 июля накал боя стал утихать и у нас. Трудно представить какое угнетённое состояние охватило нас, молодых танкистов. Потери большие, а успеха в продвижении, как мы считали, не было. В начале дня наш батальон был укомплектован танками Т-70 сверх штата. Вместо 31-го танка было 39, а к вечеру осталось всего 15! Мы, танкисты, с ограниченным в то время опытом и знаниями не могли правильно оценить действия старших командиров и полагали, что это по их причине такие потери и такая неудача.
Но вечером по всем радиосетям передали обращение к нам командующего 5-й гвардейской танковой армии П.А. Ротмистрова. Он сказал: «Танкисты! Вы совершили настоящее чудо. Вы остановили немецкого зверя!...». Услышав такое, нам стало легче, и мы ещё с большим энтузиазмом стали готовиться к завтрашнему бою.
В течении ночи вырыли окопы для танков, пополнились боеприпасами и горючим. С утра мы были вновь готовы наступать или отражать атаку врага.
