Фёдор с 1910 года. Войну он пройдёт танкистом.
Ганна с 1912 года. Была замужем за Иваном Ивановичем Комешан – председателем колхоза. В войну фашисты расстреляют его, и Ганна останется одна с тремя детьми.
София с 1914 года. Работала учителем в Западной Украине. Когда начнётся война, они с мужем Лукой Иосифовичем Панченко бросят и дом, и корову, и всё хозяйство. Зато с трёхлетним сыном на руках успеют эвакуироваться на восток. Лука уйдёт на фронт и погибнет.
Феодосий с 1915 года. Я его не помню, потому что он упал в детстве с чердака и умер.
Иван с 1918 года. Перед войной его призвали в армию и направили служить на границе. Там войну и встретит, а после неё останется жить во Львове.
Григорий с 1921 года. Война застанет его в Ленинграде лейтенантом ПВО. Так всю блокаду он и прослужит в прожекторном батальоне, потом в разведке.
Ну, а 1 декабря 1923 года родился я – самый младший. Так что в семье у нас было шесть сыновей и две дочки. Жили мы в селе Бакаево Чернобаевского района Полтавской области (после войны – Черкасской области). Родители работали в колхозе.
Конечно ожидание войны было. Она ведь уже вовсю шла в Европе, и у нас в стране к ней тоже готовились.
Где меня застала война?
Я учился в городе Золотоноше. Закончил три курса педагогической школы. Хотел стать учителем начальной школы. 22 июня прямо в общежитии из выступления Молотова по радио мы узнали, что началась война. Бросились к директору школы спросить, что делать. А он и сам не знает. Поехал в райком партии, а там тоже толком ничего не знают. Вернулся к нам и сказал, что, скорее всего, наши остановят немцев на Днепре, и тогда нам удастся отпраздновать свой выпуск.
В общем, здание нашей педагогической школы забиралось под госпиталь, а сдавать экзамены нам предстояло в обычной средней школе. Поставили там три стола и три стула. И за каждым столом сдавали по одному экзамену. Вот так всего через два дня получили мы свидетельство об окончании Золотоношской педшколы. Так что специальность учителя я получил, но из-за войны вместо учителя стал танкистом.
Фашисты уже больше месяца бесчинствовали на нашей земле, когда меня в неполных 18 лет призвали в армию. Было это 28 июля 1941 года. Направили меня во 2-е Харьковское училище лёгких танков на Холодной горе. Ну, позанимались мы там до начала октября, и пришёл приказ об эвакуации в Самарканд – это в Узбекистане. Немцы так сильно уже бомбили Харьков, что ближайшая железнодорожная станция Валуйка, которая ещё не была уничтожена, находилась более чем в 200 километрах. И вот пять дней мы шли туда пешком. Кормили нас так: утром на кухне давали рисовой каши котелок и чая с чёрным засушенным хлебом. Плюс котелок каши с собой – на обед, так как сама кухня уезжала туда, куда мы вечером должны были прийти пешком. Ну а вечером могли и супа дать или даже борща, опять же – рисовой каши и чая с сахаром и сухарём. Сахар и в сухпайке был. А ещё табак выдавали. Кто не курил, как я, то вместо табака получал сахар. Так что мне повезло – мало того, что не травился табаком, так за это ещё сахар получал! А сахар – это ж дополнительные калории, дающие энергию. Нам, ведь, ни мяса, ни масло не давали. Так мы настолько выбились из сил, что когда добрели до Валуйки, то многие не могли ноги поднять, чтоб в вагон забраться. Таких сверху из вагона за руки затаскивали.
Тут надо сказать, что мы так обессилили ещё и потому, что осенью 1941-го очень рано выпал снег. Октябрь месяц, ещё листья на деревьях, а тут то – дождь, то – мокрый снег. Грязь страшная была – еле ноги переставляли. Так уставали, что шли два дня, потом целый день отдыхали, а потом опять шли. А на марше у нас винтовки были с примкнутыми вверх штыками. Винтовка сама по себе длинная, а с торчащим штыком – почти в рост человека! Ну, идёшь, а она вроде как водит тебя из стороны в сторону. И кто-то из бывалых сказал, что если штык вниз примкнуть, то как будто легче будет идти. Я так и сделал. А тут против нашего взвода оказался комиссар из училища. Увидел меня с этим штыком, вытащил из строя и за пистолет хвататься. Хорошо, что в строю раздались голоса в мою защиту, мол – немцев на фронте стрелять надо, а не своих в тылу.
Моё ж состояние не сложно представить – еле ноги переставлял, а тут такое… А этот комиссар – он же выслуживался, чтобы на фронт не попасть. Так в училище всю войну и просидел. Даже когда комиссаров отменили, он всё равно умудрился остаться в Самарканде, где стал преподавать соц цикл. И когда меня в 1943-м за Курск наградили медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды, я не удержался и написал ему письмо: бью фашистов, меня награждают, а вы хотели шлёпнуть…